Сказки Севера

Огонь действительно не помешал бы — становилось зябко, хотя не вчувствуешься — не ощутишь. Он, кажется, торопился куда-то, и я сказал, что справлюсь сам. Хоть я и не владею силой пламени, но всё же что-то могу... Орт ушёл, а я принялся стаскивать в очаг промокшие после многодневного дождя ветки и листья, выбирая среди них менее мокрые. Было совсем тихо и пустынно здесь. Огонь упорно не желал разводиться, но я, черкая кресалом раз за разом, не переставал призывать его. Думал же я об ином. О том, что моё существование (которое иногда очень хочется назвать жизнью) было словно мечом разрублено на две части — до развоплощения и после. Люди часто спрашивают себя "какие сны в том смертном сне присняться". Я майа, но и таким, как я, порой снятся сны. Был полёт — вниз, была боль. После ничего не было. После я словно бы видел сон — хотя меня и не было. Видел странную историю, в которой всё рассказали иначе. Видел Мелькора — хитрым и коварным врагом, который завербовал меня; я же в той истории предстал надзирателем. Валар великие, я храню, а не надзираю. Это был дурной сон, где я был изменником и получил по заслугам, и Намо отвернулся от меня... Я продолжал разводить костёр, тихо смеясь воспоминаниям. Тому, что когда Намо воплощал меня, я раз за разом не хотел воплощаться, вжившись в свою вину. Но учитель Ирмо тоже был здесь, рядом, и свет его глаз разгонял все мороки. И я — вернулся.

Свет его глаз... а, это огонь наконец разгорелся! Айя Эру... то есть, сайэ Эрэ. Теперь, можно согреть озябшие руки... предварительно убедив себя в том, что они действительно озябли. Впрочем, убеждать себя в чём-то
у меня выходит хорошо. А вот убеждать других... нет, больше пробовать не буду.

Так я сидел, подкидывая ветки в огонь и перебирая воспоминания, как перебирают камни и раковины на морском берегу: некоторые — равнодушно, некоторые — с любопытством оглядывая, и многое —
кидая обратно. Подальше, в бездонное и переменчивое море памяти... Тут вернулись Ортхэннэр и Таринвитис, а с ними — единорожка Эфирьенайн. Хэа... давно мы с ней не виделись. Фирье я видел и того реже — она не слишком-то любила покидать свою Долину. Все мы сели у очага и уже
начался было разговор, как вдруг недалеко, под стенами, завыли волки. Орт ответил им, и выбежал наружу. Из любопытства я тоже подошёл к Вратам, вглядываясь в окружающую нас тьму беззвёздной ночи. "У нас гостья", - донеслось некоторое время спустя, и из темноты возник
Ортхэннэр. Он вёл, почти нёс за собой кого-то. Хрупкая сиренево-серебристая тень... майэ... сотворённая Намо. Странно, я не знаю её.

Добавлено (03.09.2010, 22:30)
---------------------------------------------
Остальные тоже стояли во Вратах. Вместе мы вернулись обратно в залу и сели вокруг очага.

Сотворённую Намо звали Ханториэль; она была первой из тех кого когда-либо сотворил Владыка Судеб. Сперва она отнеслась ко мне настороженно, посчитав одним из учеников Мелькора, посчитав, что я предал Намо.
Но я спокойно объяснил ей, ч то это не там. Что уже много лет я ученик Ирмо, и что из Валинора сотворивший отпустил меня сам — даже настоял, чтобы я пошёл и пожил ещё какое-то время в Смертных
землях. Да и цвет одежд моих — серебристо-белый и сине-зелёный —
несколько отличался от чёрно-серебряных одежд окружения Мелькора. Она поверила мне, и рассказала свою историю.

История новоявленной старшей сестры моей была воистину печальна. Первая из сотворённых Намо, она была совершенно бездарна в делах магических. Что делало её инструментом бесполезным — с позиций
Валинора, что благословен. К тому же Ханториэль обладала неким качеством, которое делало её инструментом вредным и опасным. А именно — любой из смертных детей Единого, и даже майар, что были
сотворены в одно время с сестрой моей, увидев её, желали обладать ей, как вещью. Беспрерывно любоваться на неё и никогда не расставаться с ней. Неудивительно, что Намо, увидеа это и понимая, что изменить ничего не сможет, велел Ханториэль уйти из Валинора. И долгие годы жила в землях Дориата она. Теперь же, когда Мелиан вернулась за море и Завеса пропала, моя сестра попала в земли дикие, и многое удивило её. Спасаясь бегством от волков, вышла к Чёрной Твердыне она.

Она боялась находиться здесь. А когда появился Мелькор — испугалась ещё
больше и кинулась ко мне, ища защиты . Успокаивал её сознание своим — как показывал учитель Ирмо. Немного помогло. Вскоре она вполне непринуждённо разговаривала о чём-то с Мелькором. Я отошёл немного в сторону и огляделся — не нужна ли ещё кому помощь. Но всё было
спокойно.

Только вернувшись откуда-то, Хэа и Ортхэннэр собрались снова — куда-то к источнику. Ханториэль пошла с ними; она уже совершенно пришла в себя и освоилась здесь, чему я был только рад. Вернулись они вместе с
неким лесным элда, именем Илвэ. Неожиданный гость враждебности не выказывал, хотя и держался немного настороженно.

Мы все вернулись в залу — пить травяной чай и греться у очага. Мелькор укорил Гортхаура за то, что девы из племени Сокола пребывают ныне в великой нужде, и большой чёрный волк мигом умчал в темноту от Врат крепости. Правда, перед уходом сестра моя почему-то назвала
Ортхэннэра предателем. Мы с Хэа потом спрашивали — почему. Оказалось, она считала его сотворённым Ауле. Это было не так, о чём мы и поведали ей.

Я вышел из Твердыни, но не наружу, а во внутреннюю часть, где на поляне перелетали с места на место большие светляки. Маленькие земные звёзды... да и небо понемногу расчистилось от туч, и звёзды тоже видны. На душе стало легко и свободно и, расчехлив лютню, с которой я теперь
ни на миг не расставался, я спел одну из песен, что ветер Эндорэ некогда нашептал мне. Окончив петь, я с удивлением увидел рядом кружащуюся в танце Ханториэль. Ей тоже было светло и радостно. И я играл ещё и ещё, и она просила новой песни, едва смолкала предыдущая, и продолжала танцевать. Я не помню, после которой из песен на краю поляны беззвучной тенью возник Илвэ, но Ортхэннэр появился много позже. И если элда просто стоял и смотрел, чёрный майа просил — нет, требовал —
танцевать её снова и снова. Несмотря на то, что сестра устала и хотела отдохнуть. Но она танцевала ещё, пока просто без сил не опустилась на траву. Тогда Ортхэннэр помог ей подняться, и сестра попросилась у него переночевать, и оба они ушли. Орт вёл себя немного странно, да и Илвэ начинал всё чаще смотреть на Ханториэль. И мне стало грустно от того, что сказанное ей о сути своей — правда, и что это уже начинает сбываться.

Гортхауэр, Ханториэль не просила меня играть для её танца. Я первый начал, а дальше... всё как-то само собой сплелось...

Позже, когда Мелькор, Ортхэннэр и Илвэ пошли навестить лесных духов, я тенью увязался за ними. Некоторое время не выдавал своего присутствия — озорства ради. Выдал меня светляк, севший на руку. Духов мы этой ночью так и не нашли. Они проказливы, но скоро мы увидимся с ними.
Почему-то я это знаю. Обратно возвращались уже втроём — Илвэ ушёл по-элдарски, не прощаясь. Огонь в очаге почти погас, но всем нам было тепло. Наверное потому, что мы были — вместе.

Под утро я по привычке забылся коротким, тревожным сном. Мне снилось, что в руке моей кричит и умирает певчая птица, а я ничем не могу помочь ей.

Проснулся я от того, что по тонкой крыше комнаты моей барабанил дождь.

Добавлено (03.09.2010, 22:31)
---------------------------------------------
Некоторые крыши помещений Твердыни были тонки, и к полудню, после нескольких часов проливного дождя, стали промогать. Я перенёс свои вещи из комнаты, где жил, в главный зал. К сожалению, крыша над очагом тоже прохудилась, и пришлось прямо под дождём разводить огонь и натягивать новую, хотя бы временную крышу. Приходил иртха-охотник со своим
малышом. Тот не так давно встал на ноги, но уже уверенно держит в маленьких руках оружие. Удивительный народ.

Бытие текло своим чередом. Ортхэннэр проводил тренировку в зале неподалёку, мастера, к которым примкнул вернувшийся Илвэ, что-то мастерили. Ширтха-шаманка вертелась вокруг, не уставая напоминать окружающим, что она — эльф. Она считала, что Илвэ — не эльф, потому что на нём совсем нет украшений. Занятная логика... В крепость
забрёл дух леса Джа в облике волка с белым хвостом, и почти сразу же начал цепляться к Илвэ. Оказалось, этот дух был зол на весь род элдар за то, что когда-то давно один из них напал на него, Духа Леса, и отстрелил ему хвост. Хвост отрос заново, но теперь был белого цвета, что духом воспринималось, как позор. И он пообещал мстить всем элдар. Начиная
с Илвэ — нет, на территории Твердыни, где все они — в гостях, нападать Джа не будет, но вот стоит элде выйти за Врата...

Илвэ был настроен решительно, и обещал при встрече за воротами воздать духу должное.

Следующий рисунок, выхваченный из мозаики этого дня — Ортхэннэр и Илвэ, бьющиеся друг с другом. Всерьёз. Насмерть. Это было страшно и непонятно — их ярость. Они дрались из-за Ханториэль, и обоими ими
владело безумие. Чёрный майа отшвырнул в сторону даже Мелькора, метя в элда. Следующий рисунок — все падают. Гортхаур, по которому Силой ударил Мелькор, Илвэ, которого зацепил Гортхаур, Мелькор, не
рассчитавший сил. Ханториэль, которую Ортхэннэр не глядя отшвырнул в сторону — за пару ударов сердца до своего падения. Они падали, как листья с деревьев по осени, а мною всё более овладевало великое изумление к происходящему. Я подошёл к сестре и положил её голову к себе на колени. Вокруг остальных упавших уже суетились. Кое-как привёл в порядок
Ханториэль. Чем мог, помог Ортхэннэру. Снова стало тихо. Я не знал, что делать и чем помочь сестре. Полувшутку-полувсерьёз предлагал ей потихоньку вернуться вместе к Намо и спросить совета у него
— наверняка сотворивший нас за прошедшие века знает, как справиться с такой оплошностью. Но Ханториэль грустно качала головой и говорила, что Намо тут окажется бессилен. Ибо то, что притягивает к ней прочих — суть её. Отнять её означает лишить бытия. Я не знал, что тут можно придумать. Поэтому некоторую часть дня сидел в зале, поддерживая огонь в очаге, и ткал ленту на голову. Серебристо-сиренево-ультрамариновую ленту на голову своей новоявленной сестры. Я не Вала, силы и знания мои не столь велики, но... пусть эта небольшая вещь сделает тебя счастливее, Хантори.

Выкроив время, пошёл погулять. Дождь к тому времени перестал идти, но тучи продолжали нависать, готовые пролиться в любой миг. Я шёл куда-то через лес, машинально переставляя ноги, и с удивлением вспоминал
о том, что совсем недавно в этих землях было совершенно не по-северному тепло.

Картинка — я у стен Твердыни. Рядом — Илвэ; спрашивает, не вижу ли я Ханториэль. Я конечно же вижу её — вон там, рядом с Ортхэннэром, о чём и говорю гостю. Элда качает головой: нет, рядом с ним бежит волк. Но я не вижу никакого волка, я вижу мою сестру.

Мне надо вернуться и довершить ленту. Надо довершить до наступления сумерек. Это очень важно — успеть; я знаю это, хотя и не знаю, почему.

Следующий рисунок — Илвэ, израненный и неподвижный, его несут на руках и он не подаёт признаков жизни. Как выяснилось позже, дух-волк Джа напал на него сзади и сильно потрепал. Ортхэннэр оказал помощь нашему гостю,
жизнь его стала вне опасности. Дух Джа тоже вскоре пришёл к Вратам, и Ортхэннэр пошёл общаться с ним.

Добавлено (03.09.2010, 22:31)
---------------------------------------------
Картинка — сестра обернулась волчицей и бегает в лесах, не желая возвращаться в Твердыню и сводить с ума дальше. Откуда я это... знаю? Лента... доделать!.. Рядом что-то мастерит поправляющийся Илвэ, а прекрасный эльф Ширтха выговаривает ему за то, что он бросает в лесу сокровища. Не по-эльфийски, мол, это. Коробку с рабочим материалом Илвэ обронил, сражаясь с Джа, а Ширтха подобрала её, носила с собой и нипочём не желала расставаться, пока Илвэ не пообещал из камней ей
сделать украшение.

Чуть позже я услышал удивительную историю о том, как Хантори, не желая того, оскорбила медведя - духа леса. А точнее пень, служивший ему обиталишем. Но Горт сумел уладить дело миром.

Когда сумерки начали окутывать леса сизым покрывалом, лента для Хантори была готова. Я успел завершить начатое — вовремя. Теперь и до следующего начинания был я — волен.

А потом была ночь танца духов. И ночь песен. Хотя танцевали не только духи. Хеа попросила меня играть, и в её танце под "На гранях наступающих сумерек" я узрел саму Великую Тьму, воплощённую в Таринвитис. Дух захватывало...

Я играл, пока не сорвал горло. И когда почувствовал себя пустым, совершенно пустым и таким же счастливым, ушёл куда-то прочь. Неся перед собой фонарь, на стеклянных боках которого цвели и искрились нарисованные мною когда-то Сады Лориэна... И была ночь — бархатная,
чёрная и умиротворяющая, такая же, как мурлыканье кота-майа Тевильдо. Мы сидели трое — я, Тевильдо и Светлоухий и молча пили эту ночь, как пьют подогретое старое доброе вино, настоянное на травах. И
ночь беззвучно пела мне, как незадолго до этого пел ей я. И всё это — было...

Свеча в фонаре всегда гаснет до наступления рассвета. Живя здесь, я слышал много всяких разговоров о Тьме, Свете и о том, что притворяется ими. Я уважаю уверенность кого-то в правоте того, что он говорит
и привносит в Арду, хотя это — не более чем точка зрения. Тьма есть тьма. Свет есть свет. Динамика есть динамика. Остановка развития есть остановка развития. Для чего изощряться в непонятных терминах? "Не-Свет", "Не-Тьма"... Эти термины неточны, а потому не могут
выразить всего того, что вкладывают в них. Как говорил один мудрец, который жил или будет жить где-то на Востоке: "Если мысли неточно облачить в слова, дела также будут неточны. Если берёшься исправлять мир — начинай с того, что дай ему правильные Имена".

День... впервые за последний месяц, днём я видел солнце. Это было радостно.

Добавлено (03.09.2010, 22:33)
---------------------------------------------
Вечер... была охота. Мне захотелось присоединиться к ним, и я оборотил себя в кота. В серебристого тигра с сине-зелёными полосами. И была ночь, и луна, и пронзительный волчий вой и голоса кошачьих, что держались более степенно и чуть особняком. И было озеро воды, приятно прохладной
и такой прозрачной, что мне казалось — я вижу каждую песчинку, что лежит на дне его. И была дорога в чёрную крепость, дорога обратно.

Ночь... в эту ночь духи лесов сплели пути Ортхэннэра и Ханториэль воедино. И светляки танцевали по поляне, когда все ушли к костру (разведённому во внутреннем дворе цитадели по случаю хорошей погоды). Я пел песни на поляне, любуясь танцем светляков, когда Мелькор подошёл ко мне, предлагая присоединиться к остальным, сидящим вкруг костра. Дабы всем были слышны песни мои. Подумав, я кивнул и зашагал за ним, по пути думая, кто мне Ступающий Во Тьме. Если Намо — сотворивший и отец мой, Ирмо — учитель и наставник, то Мелькор... Я поймал себя на мысли, что отношусь к нему скорее, как к старшему, но немного непутёвому брату, и мне стало смешно. Знали бы остальные о том... впрочем, какая разница? Я легко вздохнул, становясь в круг, и настроился на баллады менестрелей прошлого. И пел я — долго. Я знал живущих в Аст Ахэ, в чём-то они были предсказуемы. Я знал, какая песня их растрогает, какая — порадует, какая — заставит печально вздохнуть или сделает взгляд отрешённо-остановившимся. Я знал это и продолжал играть.

Утро... Песнь Пламени и Ветра. Взаимодействие Сил Ортхэннэра и Хэа. Я был рядом, и песня, творимая мной, помогала сплетаться воедино различным Силам их. И стена была — пробита.

Стена... ах да, Мелькор говорил что-то о Пустоте, о том, что она может возникнуть здесь. Я не видел Пустоты. Я видел Сияние, такое
же, как у нас дома, в Валм аре. Я кричал от радости, помогая расти этому Сиянию. Жаль, ничего в итоге не выросло.

Ну да ладно, у Небытия всегда будет шанс прорваться в Бытие. И одна из следующих попыток породит Сияние, что поглотит и очистит весь мир, сделает Арду — Алахастой.

Я видел. Я знаю, что так — будет.

Но я буду молчать. Я знаю, их это совсем не обрадует. Хотя не понимаю — почему.

А потом прилетал Дракон. Он был красив и мудр. Он сказал каждому из собравшихся несколько слов о нём, и вручил каждому по руне. Моя — звёздный свет; это не совсем точно, но трогательно.

Я пел песни, когда Дракон улетел. Мне хотелось спеть весь этот трудновыразимый миг, и я — пел. Кажется, на поляне вокруг — танцевали, в танце отрываясь от земли. Это было — чудом, и чудо было — бытием.

Я знаю, что скоро отсюда уйду.

Насовсем.

Я знаю.